Перечитывал тут недавно стейнбековскую "Зиму тревоги нашей", которую видел последний раз лет в тринадцать. Я слишком хорошо отношусь к человечеству, чтобы счесть эту книгу в полной мере правдивой, но с интересом понял, что одна из главных идее ее касается...



вот черт. На английском существует понятие vanity, которое переводится как "тщеславие" и как "гордыня", а обозначает нечто промежуточное. В русском столько разнооттеночных синонимов: надменность, чванство, кичливость, заносчивость, и ни один не подходит. Whatever.

Бессмертное Аль-Пачиновское "Vanity. My favorite sin...", кроме традиционной трактовки, мне кажется имеет одно любопытное ответвление: если у человека, к которому в остальном не подкопаешься, есть качество, за которое его уважают другие, и которое он имеет полное право сам в себе ценить и культивировать, врагу рода человеческого (tm) оказывается очень просто за это качество ухватить, потянуть, и человек начинает чудить, как марионетка с оборванным шнурком.

Сюжет помните, да? Кто помнит, может следующие два абзаца пропустить.

Жил-был Итон Хоули, продавец в бакалейной лавке, потомок древнего (по местным меркам) разорившегося рода, выпускник Гарварда, в прошлом солдат-доброволец, доросший до капитанского чина, по-умному религиозный, довольно хороший мыслитель, веселый парень, который никогда не обвешивает покупателей в лавке, отказывается выставлять мясо сортом дешевле за цену подороже и иметь дело с нечистыми на руку закупщиками. Семья-двое детей, обожаемая жена. Ценит в себе честность глобальную, всеобъемлющую.
Бёрнсу бы, кстати, такая честная бедность не понравилась - веселится бедолага несколько натужно, руками поддерживает в себе способность постоянно острить, которая никоим образом не есть признак постоянно хорошего настроения.
Что отдельно интересно, он чувствует себя бедняком, хотя у него свой хороший дом, серебро, фарфор, пять выходных костюмов, у жены собственные сбережения елки-палки, у меня, например, тот же набор, кроме последнего пункта, и я чувствую себя совершенным Крезом.

И вот, этот хороший во всех отношениях человек берет и делает следующее.
В один прекрасный день, он получает новую информацию и выясняет, что его хозяин-итальянец (к которому он относится с некоторым пренебрежением, но безо всякой ненависти) может оказаться нелегальным иммигрантом. Итон тем же вечером звонит властям и сообщает о его (хозяина) местонахождении.
У спившегося, всякое человеческое подобие потерявшего, друга детства и альтер-эго Итона во владении драгоценный земельный участок, на который точат зубы местные воротилы. Итон дает другу тысячу долларов жениных денег. Без отдачи, с просьбой лечь в клинику и что-нибудь с собой сделать - хотя друг честно предупреждает его, что о клинике речи быть не может, и он намерен напиться на всю сумму.
Хозяина депортируют, и лавку он напоследок уступает нашему герою. За так. Потому что все эти годы парень был честен и не надул хозяина ни на копейку. Друг, перед тем как купить "на все" ящик выпивки и умереть счастливым, пишет завещание на все свое имущество (участок) в пользу Итона. Окружающие меняются к нему, меняется жена, его пророчат едва ли не в мэры.
Тем временем сын Итона (тоже Итон, младший, продолжатель рода) жульничает при составлении лотерейного сочинения, получает приз, но дочь Итона, о жульничестве осведомленная, выдает брата устроителю лотереи, так что приз отзывают. В итоге, Итон (напоминаю, религиозный человек) удержан от самоубийства случайностью - и возвращается ради дочери, которая вся в него.

Вот что интересно. Ведь дела все эти Итон совершает не из корысти, а с точностью до наоборот, как бы вопреки собственным интересам. Марулло ему нигде лавки не обещал, наоборот - всю дорогу не давал оснований предположить, что способен на такое - если Марулло пропадет, скорее всего, Итон просто потеряет работу. Денни тоже никак не демонстрировал своих намерений завещателя, было понятно, что деньги, ему отданные, выброшены вон.

Так вот, я это все к чему. Мне кажется, что vanity начинается, когда человек перестает знать за собой хорошее качество, пригодное для увеличения количества добра в мире (как знают в своей библиотеке отличную книгу или в своем инструментарии удобную пилу), и начинает быть собою доволен в связи с каким-то своим качеством (скажем, своей честностью и непорочностью).
Цепочка выглядит так: уж что-то, а это во мне хорошо, я честен и непорочен как надо --> хорошо бы, чтобы в мире было побольше честнонепорочности --> ну-ка, а вот и ситуация, не проявить ли мне честнонепорочность во всей моей красе, показать господу Богу на что я способен --> черт, какой-то у нее побочный эффект нехороший вырисовывается, ну да ладно, плевать, честнонепорочность - моя добродетель, надо в ней совершенствоваться --> опаньки, мне досталось некое благо, а человек фатально пострадал... но я же сделал все честнонепорочно! Стало быть, я не виноват, виноват не я, а стечение обстоятельств\сама жертва\судьбец\третье лицо... --> стало быть, продолжаем в том же духе...
И он продолжает, а блага капают, и воспринимаются как награда за прежние добродетели, потихонечку он научается не обращать внимания на жертвы, куда-то деваются под шумок все остальные добродетели, а с ними и честнонепорочность, а за левым плечом посмеивается дьявол. Потом в обществе появляется свежий человек, и с удивлением говорит: это его вы считаете праведником? Да на нем клейма ставить негде! Люди смотрят - а ведь и правда, уже негде. И грядет Воздаяние (tm) - в книге намек на то, чем кончит Итон, проскальзывает - там нынешний мэр попадает под суд за махинации с городской собственностью.

Жил честнонепорочный человек в мире с собой, консервным банкам проповедовал, вдруг на ровном месте вцепился в свою добродетель, поверил алгеброй гармонию, и начал действовать не естественным образом, а так, как, согласно некоей идеальной модели, должен был бы действовать такой честнонепорочный человек, каким он является. И в итоге все разломал в своей жизни к чертовой матушке. Страшное дело.

Sermo ita est, plaudite!