Работы завал нечеловеческий, возвращаюсь полумертв, и вот, в какой-то момент вечером угнездился в кресле, сгребя с полки знакомое-но-давно-не-перечитанное. Попался Лопе де Вега, цапнутый, собственно, ради "Звезды Севильи."

В том же сборнике оказалась порядком позабытая мною "Собака на сене" в переводе Лозинского.
И я завис.
Текст отличный, резкий, глубокий, словно нарочно написан так, чтобы играть его можно многими разными способами; читал я и млел от дерева вариантов - как и кого можно изображать. И подумал, что не худо бы поглядеть, как это где-нибудь уже сделано; кстати припомнилось, что ведь есть советский фильм на эту тему, а советские мюзиклы с Боярским это же должно быть что-то симпатичное...
Посмотрел я его, и завис во второй раз.



У Лопе де Вега пьеса, несомненно, о Диане - как из-за нервический метаний одной влюбленной идиотки утонченной натуры, словно репей в виляющем хвосте той собаки, мотается целая гроздь чертополоха: безвольный красавчик Теодоро, за ним бедная камеристка Марсела, за нею угодивший под раздачу Фабио, а с вероятностью и оставшаяся за кадром Анарда.

Может быть, не следует судить о тексте, написанном в середине семнадцатого века с современных позиций, но, как известно, мозг человеческий не менялся со времен Аристотеля, и люди проглядывают совершенно живые.
И сейчас меня интересует не Диана, а Теодоро.
Красавчик-секретарь затеял шашни с горничной, которая по молодости и горячности сердца, втрескалась в него по уши. Вдруг, как снег на голову - внимание хозяйки. Горничная забыта, в голове секретаря сверкающая каша, как это по-человечески. Стоит госпоже опамятоваться, как секретарь снова с горничной - не упускать же, влюбленная девушка с готовностью прощает ему недолгую неверность.
Более того - Теодоро возвращается к Марселе три раза на протяжение пьесы, то есть или что-то между ними все же искрит, или нам придется предположить, что Теодоро хитрый манипулятор, и умело играет ревностью хозяйки, привязывая ее к себе.
В любом случае очевидно, что Теодоро - существо без малейшего понятия о собственном достоинстве (чего стоит одна сцена с "письмо назначено для вас") - и при этом блюдущее свой интерес.
Например, стоит Теодоро узнать от Тристана, что его хотят убить - и он мгновенно решается отплыть в Испанию, и не делает тайны из резонов своего отплытия, и не чинясь берет у Дианы изрядно денег на поездку, и принимает какие-то драгоценности, которые "горят слезами горестной Дианы"...
Еще интереснее: перед тем, как Теодоро уехать, к Диане входит Марсела и говорит:

Марсела

Когда усердье многих лет
И труд, свершенный нелукаво,
Имеют сколько-нибудь право
Ждать справедливости в ответ, --
Вам дан благоприятный час
Свою служанку не обидеть
И больше никогда не видеть
Лицо, немилое для вас.

Диана
Ждать справедливости, Марсела?
Не понимаю. Ты о чем?

Марсела
Сегодня покидает дом
Ваш секретарь, и я хотела
Просить, чтоб вы меня пустили
В Испанию совместно с ним,
Как с мужем, стало быть, моим.

Диана
Да вы об этом говорили?

Марсела
Ужели бы явиться к вам
С подобной просьбой я посмела,
Не обсудив, с кем нужно, дела?

Диана
Он соглашается?

Марсела
Он сам
Мне сделал это предложенье.
Графиня, разумеется, отказывает, и сразу после этого у них с Теодоро слезливая любовная сцена. Тут бац, богом из машины врывается Тристан и обеспечивает графине вожделенного Теодоро с самостоятельным титулом и богатством - которого графиня, пока он не опомнился, незамедлительно когтит:
Теперь вы мой, навеки пленный!
И вы сегодня же со мной
Венчаетесь
...
Пока мы здесь, под этой сенью,
Граф, я хочу вам сообщить,
Что я его жена...


Собака получила свой кусок сена. Что она с ним станет делать, когда разжует как следует - отличный вопрос, над которым предлагается подумать зрителю по окончании спектакля. Эмоции Теодоро автора очевидным образом не интересуют.

Ребята, я понимаю, какой возможен разброс по Диане - ее можно строить как угодно, от комической истерички, шаржа, до истинной трагедии мечущейся сильной натуры, пожираемой противоестественной страстью. Обе трактовки равно оправданы, текст позволяет. Терехова в фильме такое ощущение, что начала с первой трактовки, и потихонечку дрейфовала в сторону второй хотя, может быть, она просто играть не умеет. Ладно, пусть.

Что можно сделать со слизняком Теодоро, не калеча текста? Тоже многое: это может быть несчастное безвольное ранимое существо, жертва обстоятельств, которым играет даже собственный лакей; может быть хитрец, сознающий свои слабости, трусоватый, осторожный, своевременно уступчивый, но не упускающий своего - даже, наверное, может быть беззаботный шалопай, который заигрался и не успевает за событиями - хотя такие характеры недолго держатся в секретарях.
При этом как ни трактуй, из текста очевидно, что, как бы он ни относился к Марселе, его к ней по крайней мере тянет, а к графине у него чистый расчет.

Чем руководствовался человек, назначивший на эту роль в фильме блестящего шевалье де Боярского, всего в белом, в исполнении которого все что угодно выглядит как каскад страсти и водоворот чувств, один бог ведает. Но вот результат: Теодоро у него поперек текста, поперек логики сюжета, поперек здравого смысла, на ровном месте влюбляется в Диану искренне. А вот насчет своих страхов рассуждает совершенно неискренне, и всё искрометное ползанье на брюхе у него вяло и словно бы из-под палки. И вместо язвительной двусмысленной развязки пьесы имеем в фильме банальный хэппи-энд.
А как в этой трактовке читать сюжетообразующий разговор с Марселой?
А его из фильма выкинули вовсе.
Как и мимоходное рассуждения графини о том, что Тристана бы за его благодеяния в колодец скинуть, чтобы не проболтался. Логично?

Вот казалось бы, милый советский флёр, столь симпатичный нам в мультфильмах, призванный облагородить и романтизировать мировосприятие... взяли повесть о низменности человеческих натур превратили в счастливо разрешившуюся историю любви... А вышла полная, к сожалению, ни богу свечка, ни черту кочерга.
I think.
Если я что-нибудь недопонял или прозевал, скажите об этом, ладно?